Кризис - отправная точка

Александр Шиляев

Тяжелые времена располагают, чтобы задуматься, как мы жили и как жить дальше. Так или иначе все к такому анализу прибегают, но в итоге все равно каждый своим умом вынужден доходить. У всех это по-разному получается. И из кризиса все по-разному выходят.

Вот лишь три текста на эту тему. Первый - от журналиста из газеты New York Times. Average Is Over, 24.01.2012.

Второй - от действующего президента крупнейшей экономики мира. Remarks by the President on College Affordability, Ann Arbor, Michigan, 27.01.2012.

Третий - от кандидата на пост президента страны, пытающейся занять в мировой экономике и политике подобающее ей место. Нам нужна новая экономика, 30.01.2012.

Я по одной причине поместил их здесь вместе. Если вы их прочтете, то заметите, что все три текста объединяет одна общая мысль: как бы там ни было, кто бы чем ни решил заниматься и какие бы приоритеты для экономики своей страны ни выбрал, но отныне и впредь будущее страны и ее граждан будет всецело зависеть всего лишь от одной отрасли, и эта отрасль - образование.

Это и есть "эра милосердия"?

Александр Шиляев

Всего несколько дней назад пришлось сделать реверанс по случаю великодушия, проявленного гражданами Италии в отношении жертв потерпевшей бедствие Costa Concordia, а сегодня наткнулся на любопытную статью A cause for celebration в блоге Buttonwood's notebook на сайте The Economist.

Статья, собственно, о книге Стивена Пинкера (Steven Pinker) The Better Angels of Our Nature. А сама книга уже вот о чем. Автор доказывает, что мир стал более мирным за последнее столетие по сравнению с более ранними периодами развития человеческой цивилизации, что уровень насилия в мире снижается. В самом деле, хотя для большей части планеты точной статистики не существует, но в среднем по миру число убийств сейчас составляет где-то 8,8 человек на 100 тысяч в год, а средние века из тех же 100 тысяч душегубцы вычитали человек по 50, а то и по 100. Были, конечно, и в XX веке разрушительные войны, но случись монголотатарам осуществить свое нашествие в Азию и Европу не в XIII веке, а в XX, то число жертв составило бы 278(!) миллионов.

Испанская инквизиция за работой. Взято с spiegel.de

Судя по статье, на 700 страницах книги еще много чего написано, что должно нас убедить в  том, что по уровню жестокости и кровожадности потомки викингов, гуннов, сарацинов, норманнов и т.д. совершенно не годятся в подметки своим праотцам. Действительно, рабство почти истребили (правда, кое-где еще встречается, но не надо быть максималистами), иезуиты ушли в прошлое безвозвратно, к вендеттам кое-где еще прибегают как к средству отмщения, но это тоже, скорее, музейный экспонат, чем норма нашего времени, и даже шуточная угроза дать жене "прямо в морду",  звучащая из уст телегероя одной из комедий 50-ых годов и вызывающая тогда, по-видимому, адекватную жанру реакцию, сегодня показалась бы, по меньшей мере, дикостью.

Добывание признаний. Взято с spiegel.de

Стивен Пинкер называет несколько причин, почему так происходит: укрепление государственной власти, развитие торговли, феминизация и два фактора, за которые нам надо благодарить эпоху Просвещения, - развитие в человеке таких качеств, как сопереживание и здравомыслие. Первое развивалось по мере развития культуры и образования, второе по мере того, как наука отвоевывала позиции у средневекового шарлатанства и мракобесия.

Если это просто констатация фактов, то можно считать, что автор с задачей справился. Но вряд ли стоило это расписывать на 700 страниц (правда, блоггер полон восторженных отзывов о книге и так не считает, что ж, вполне допускаем, что так оно и есть). Но пытался ли автор ответить на вопросы: стали ли люди, действительно, более человечными, что их заставляло в средние века да и позднее прибегать к столь изощренным формам насилия, - и если да, то к чему он пришел, из статьи в блоге, к сожалению, не ясно. А мне кажется, что эти вопросы представляют куда больший интерес, чем перечисление и сопоставлени фактов истории. (Вот и комментаторы в своих комментариях к статье первым делом начали спрашивать автора статьи, что он хотел им сказать? Странно, но почему-то люди всегда ждут какого-то нравоучения и руководства к действию и при этом так не любят, когда им дают советы.)

Очень трудно понять мотивы, которыми руководствовались люди, жившие несколько столетий тому назад, не вникая в условия жизни того времени, в обычаи, традиции и нравы. Нам иногда кажется, что, исходя из собственного опыта, из логики сегодняшнего времени, тех условий и обстоятельств, в которых мы живем, мы можем понять и объяснить любые действия людей, когда бы они ни жили. Но это не так. Вот вам, пожалуйста, другая интересная  статья на сайте журнала Spiegel о нравах европейцев XVI века. Оказывается, кто бы мог подумать, у пыток в те времена был очень даже глубокий смысл, - истязатели, в первую очередь, каким бы злодей ни был неисправимым, думали о спасении его души. А спасти ее, по крайней мере, попробовать, можно было только посредством причинения страданий телу. И если кто-то сегодня думает, что иезуиты были фанатиками-садистами, тот глубочайше заблуждается на их счет. По отношению к своим жертвам они были спасителями и благодетелями. Я говорю это совершенно без иронии. Таковы были представления у людей в то время, это было нормой, и в массе своей у людей в головах для иного хода мыслей места не было. Сейчас можно только восклицать по поводу глубины их невежества и заблуждений, но они так не думали. И какова окажется глубина сегодняшних наших заблуждений, если попробовать на нашу действительность глянуть века эдак из XXV?

У каждого времени свои резоны. Вряд ли стоит говорить, что времена стали лучше только на основании того факта, что из нынешних времен исчезли некоторые черты, присущие прошлому, которые противны и враждебны опять же нашему сегодняшнему мировоззрению, но без которых, возможно, наше настоящее не могло бы состояться. И как бы мало общего ни было между прошлым и настоящим, связь между ними куда более прочная, а настоящее куда более опросредовано прошлым, чем может показаться на первый взгляд. Но именно в эту ловушку, по-моему, попали экономисты, начиная примерно со времен маржиналистской революции, решив, что смогут объяснить и просчитать все наперед, не прибегая к изучению истории. С тех пор истории в их работах становилось все меньше и меньше, а экономическая теория отдалялась от жизни все дальше и дальше. Время показало, что зря они так поступили.

...И все же, лучше ли стали люди со временем, какой из тех пяти факторов, если допустить, что их перечень исчерпывающий, в наибольшей степени заставляет их быть хорошими? Есть у меня некоторые догадки...

Им повезло

Александр Шиляев

14 января у берегов Тосканы (Италия) потерпел крушение круизный теплоход "Costa Concordia" (см. ссылку). Несмотря на все неприятности и страхи, которые только могут сопровождать подобного рода происшествия, пассажирам и членам экипажа корабля (около 4200 чел.) все же несказанно повезло.

Не столько потому, что крушение произошло около берегов, а не в открытом море, в спокойную, а не в штормовую погоду, не столько потому, что количество жертв оказалось не таким большим, как могло бы быть, а потому, что это кораблекрушение произошло в XXI веке. А если бы это случилось, например, веке в XI, что бы было? Тогда, возможно, жертв было бы куда больше.

Действовавшее в средние века береговое право (jus (или lex) naufragii) подразумевало право суверена той территории (ее жителей), возле берегов которой произошло кораблекрушение, на имущество моряков (и пассажиров корабля), выброшенное на берег. Понятно, что это "право" вступало в силу тогда, когда имущество могло считаться бесхозным, когда его владельцы (хозяева) погибли. Но жертвы кораблекрушений погибали далеко не всегда, кому-то удавалось добраться до берега, сесть в шлюпку, зацепиться на останки судна или его оснастки. В такой ситуации местное население вряд ли могло реализовать свое право. Но искушение было велико. Поэтому, что оставалось в такой ситуации "слабым" людям, которым, казалось бы, сама судьба посылала дар, как не помочь терпящим бедствие людям пойти ко дну, не доделать за стихию работу, с которой та не справилась? Думаю, вы уже догадались, что для тех бедолаг доля, выпавшая Робинзону Крузо, показалась бы божьим благодарением. На людей тогда в таких случаях полагаться не приходилось, только на бога.

В отличие от многих других средневековых "дикостей" эту удалось относительно быстро искоренить, так как береговое право было серьезной помехой развивающейся морской торговле. И если это право было, скорее, традицией, чем законодательной нормой, то новые порядки предпочитали закреплять уже законами и договорами, носящими обязательный характер и подразумевающими санкции для нарушителей. Все становилось более или менее цивильно, ожидаемо и предсказуемо. Только вот, сдается мне, что люди, как люди, так и оставались самими собой и не менялись. Стали ли лучше за это время? Не думаю. Интересно, случись сейчас тем тосканцам, что выручали "костаконкордийцев" из беды, отмотать календарь на тысячу лет назад, или, наоборот, вернуть береговое право в наши дни, как бы они себя повели, и что бы было с теми 4200? Даже подумать страшно.

О жизни оленей и бродячих собак

или О том, как знание наук естественных может помочь устроению дел общественных

Александр Шиляев

Человек в своих инженерно-технических изысканиях давно уже научился брать пример у природы, изучая устройство и принципы действия природных объектов и перенося их на собственные творения и изобретения. И вполне неплохо у него это получается, если с умом подходить. Но тут самое взаимодействие проще - от наук естественных до наук технических рукой подать, любой инженер физика или химика куда лучше и быстрее поймет, чем лирика.

Инженеры же общественного устройства, т.е. политики, видимо, считают к их работе законы развития мира неприменимы. В результате их творения еще дальше отдаляются от и без того недостижимого идеала. Это все из-за спеси (hubris), из-за ложного представления человека о своем превосходстве над всем сущим. Вот два небольших примера.

1. Об оленях и предпринимателях

Олени

Одно время в одном небольшом штате США на восточном побережье была запрещена охота на оленей. При этом в соседнем штате, сходном с первым и размерами, и плотностью населения, охота на них была разрешена. Естественно, никаких преград для миграции оленей между этим штатами не существовало, и они свободно перемещались, как им вздумается. Но охотники из первого штата, где охота была запрещена, и которые хотели поохотиться на оленей, ехали во второй штат. Как вы думаете, как сказывалось такое регулирование на популяции оленей в том и другом штатах?

К несчастью оленей из первого штата не в их пользу. Во втором штате, где охота была разрешена, популяции с лихвой хватало и для своих, и для приезжих охотников, и для нормального воспроизводства поголовья. Регулируемая таким образом численность животных имела своим следствием отсутствие избыточной конкуренции за кормовую базу. В результате олени во втором штате были крупнее своих собратьев-соседей, и, таким образом, как трофеи оказывались более привлекательными объектами для охоты. Очевидно, хорошее питание непосредственным образом сказывалось и на здоровье животных в целом, на их способности к воспроизводству, выхаживанию потомства.

В первом штате наблюдалась ровно противоположная картина. Отсутствие должного регулирования привело к бесконтрольному росту численности поголовья оленей (их естественные природные враги - пума, волк, медведь, рысь - были уничтожены еще раньше или их численность была сведена к минимуму). Конкуренция за кормовую базу, и без того ограниченную, усилилась, это привело к тому, что животные стали голодать, болеть и даже погибать от истощения. Даже в этих условиях попытки властей снять запрет на охоту долго еще натыкались на категорические протесты со стороны "зеленых".

Предприниматели

История с оленями вызвала у меня ассоциации с российским предпринимательством. Наши предприниматели, в первую очередь, конечно, из малого бизнеса, из совсем малого бизнеса, напоминают мне оленей из первого штата. Они также голодны и, вы возьметесь спорить, но это так, излишне многочисленны. (Если кто-то решит аргументировать свои доводы против данного высказывания, приводя в пример процент малых предпринимателей в развитых странах, то я на это так прямо и отвечу: "На то они и развитые, чтобы иметь возможность позволить себе такую роскошь". Мы же пока не можем, так как наш внутренний рынок по сравнению с их рынками - жалкий кусочек шагреневой кожи. А если сопоставлять внешние рынки, то вообще окажется, что к нашим малым предпринимателям даже самое понятие неприменимо. То есть можно сказать, что наши предприниматели еще в менее выгодном положении оказались, чем те олени, так как последним хотя бы никто не запрещал мигрировать в более кормные места, а наших бизнесменов на внешних рынках определенно никто не ждет, если для оленей никаких барьеров не было, то для наших бизнесменов их масса.)

Формально низкие барьеры для занятия бизнесом создают у людей ложные стимулы и представления, сигнализируя им, что предпринимательство у нас приветствуется, а занятие бизнесом доступно каждому. В результате картина получается такая, что предпринимательством у нас вроде бы и просто заниматься, но на практике почему-то не получается создать уверенную такую в себе прослойку кулачков и середнячков, которая бы представляла из себя силу и могла о себе заявить. То же самое, кстати, у нас с высшим образованием. Оно доступно практически всем, но о его качестве лучше даже и не вспоминать...

Зигмунд Фрейд forever!

Александр Шиляев

Project Syndicate ресурс серьезный и авторитетный. Судите сами, о проблемах международной экономики там на постоянной основе пишут Джозеф Стиглиц, Брэдфорд ДеЛонг, Барри Эйхенгрин, Кеннет Рогофф, Нуриэль Рубини. Об  экономике развития Майкл Спенс, Джеффри Сакс, о финансах Говард Дэвис, Роберт Шиллер, Мартин Фелдстейн. А еще Роберт Скидельски, Эстер Дайсон, Йэн Бурума и многие другие...

Но думаете, людей больше всего интересует состояние долга США, судьба евро и Евросоюза, вторая волна кризиса? Так то оно так, но не в такой, оказывается, степени, как влияние порнографии на поведение мужчин. По свидетельству самой же редакции в своем твиттере наиболее читаемой в прошлом году оказалась статья Наоми Вульф "Сводит ли порнография мужчин с ума".

Ms. Вульф задалась вопросом: отчего все больше высокопоставленных мужей оказывается вовлеченными в сексуальные скандалы, и отчего они так беспечны в части сокрытия порочащих связей? Вряд ли можно предположить, что мужчины стали более ненасытными и неразборчивыми, чем прежде, но определенно менее осмотрительными. Физиология с биохимией, как оказалось, играют во всех этих превращениях далеко не последнюю роль.

Потребление порнографии, вызывая выработку дофамина, влечет за собой возникновение, по сути, такой же зависимости, как потребление табака, алкоголя и наркотиков. Частое потребление порнографии и, как следствие, выработка дофамина, вызывают у человека десенсибилизацию. В результате с каждым разом порог "чувствительности" снижается, организм уже перестает реагировать на привычные и безобидные сцены разврата и требует все более жесткого порно. Наоми Вульф пишет: "Как и со многими зависимостями, для пристрастившегося человека очень трудно прекратить совершать действия – даже очень саморазрушающие действия – которые позволяют ему получить следующую дозу дофамина. Неужели поэтому мужчины, которые в прошлом могли совершать обдуманные шаги за закрытыми дверьми, не могут сейчас устоять перед порывом отправить обличающие их самих текстовые послания? Если так, то такие мужчины возможно не демоны и не моральные ничтожества, а скорее наркоманы, которые больше себя полностью не контролируют".

Выходит, нами управляют больные люди, которым место не в парламентах и министерствах, а в больничных покоях. Что же делать? Статья не медицинская и однозначного ответа на данный вопрос не дает. Правда, в конце автор нас слегка успокаивает, что, дескать, есть уже механизм, способный ослабить тягу заигравшихся дон жуанов и отелл к противоположному полу (наверное, все же не только к противоположному, но это не принципиально), а потому и надежда, что процесс можно поставить под контроль.

Вообще-то, все созидательные начала, как и (само-)разрушающие заложены уже в самом человеке самой природой, а инстинкты являются куда более мощными стимулами, которые, как видите, чинов не разбирают. Психическое и физическое здоровье отдельного человека не менее важно, чем его забота о ядерной программе Ирана или о будущем политическом устройстве Северной Кореи.

Судя по тому, что пока серьезных препятствий распространению порнографии никто не ставит, ответственные за принятие решений люди либо думают, что проблема не настолько серьезна, как ее пытаются представить, либо они десенсибилизировались до такой степени, что оказались уже полностью неспособными к проявлению воли. Но ведь не может такого быть, чтобы все поголовно? Или может, и то, что мы видим и знаем, - это лишь вершина айсберга?

...Наивные "кавальере" думают, что смогут обвести народ вокруг пальца, спрятав очередной диск с порнушкой в нагрудный карман и рассказывая избирателям, как сейчас важно всем сплотиться, чтобы противостоять и отстоять, чтобы возродить и опередить. А народ тем временем сам сплачивается в сети вокруг кнопки "Play". Интересно, такие примеры со стороны публичных людей на простых граждан в каком направлении подействуют? Вот еще тема для исследований и потенциального общественного беспокойства.

Мафия XXI века

Александр Шиляев

Коза ностра, каморра, сакра корона унита? Забудьте. Калабрийская ндрангета ('Ndrangheta, произносится [en-drang-ay-ta]) - вот кто сегодня засунул за пояс донов корлеоне, кланы гамбино, боннано, дженовезе. Символично, но если взглянуть на карту Италии, то можно себе представить, будто "итальянский сапог" поддает Сицилии под зад. Калабрия как раз и составляет "ударную" часть Апеннинского полуострова. Глобализация и конкуренция не щадят никого. Среди стран и корпораций появляются новые лидеры, а прежние сходят со сцены. То же и в преступном мире. Кто не умеет приспосабливаться под изменчивый мир, тот погибает. Выживает сильнейший. И в XXI веке действуют те же законы, что и миллионы лет назад.

Калабрия - один из беднейших регионов Италии, но по существующим оценкам операции ндрангеты в совокупности составляют 3% ВВП страны. Организация держит в своих руках всю европейскую торговлю кокаином, идущим из Латинской Америки и Мексики. Люди, которые в курсе и которым по долгу службы положено знать о таких организациях чуть больше, чем простому обывателю, говорят, что создается впечатление, будто бы итальянское правительство не имеет никакой власти в Калабрии, хотя та и является частью государства. Мафиозные кланы творят там, что хотят. Достаточно, например, сказать, что весь европейский импорт кокаина попадает сначала в Калабрию и уже оттуда направляется дальше в Европу.

Но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, а прочитать оригиналы лучше, чем их пересказы. Поэтому отсылаю читателя к паре статей про ндрангету, опубликованных в "Шпигеле" и в "Гардиан".

Да, еще один штрих. От прочих мафиозных организаций ндрангету отличают особая жестокость и закрытость. Как сказал автор одной из указанных выше статей, члены ндрангеты не пятнают свою кровь предательством. В то время как количество осведомителей в других преступных сообществах исчисляется тысячами человек, в ндрангете едва ли наберется несколько десятков. Это все, чем могут похвастаться спецслужбы.И это при том, что по свидетельству тех же компетентных источников, на сегодняшний день ндрангета является наиболее многочисленной преступной организацией.

More makeweight
Вот еще пара статей о том, чем живет сейчас итальянская организованная преступность и в каких сферах лежат ее интересы:
Italy's crisis opens doors to cash-rich mafia и Italy crime groups control big food business: probe

Во второй просто говорится, что преступные группировки все больше вторгаются в отрасли, связанные с производством, переработкой и продажей продуктов питания. А вот первая опять возвращает нас к калабрийской ндрангете, которая чувствует себя все увереннее по мере того, как кризис в стране набирает силу. Кто-то говорит, что в экономике нет денег, что дыры в бюджете все шире. Это как посмотреть. У кого-то нет, а у кого-то и есть, и те, у кого они есть, в общем-то не прочь поделиться. Только стоит ли связываться?

Позитивная экономика - миф?

Александр Шиляев

Переработано: 4 мая 2012 г.

Многие, держа в уме физику, химию, биологию и прочие науки, говорят, что экономика - не наука. Причем, говорят это часто сами экономисты. В каком-то смысле это правда. Будучи экономистом, но имея при этом еще и естественнонаучное образование, могу сказать определенно, что разница между естественными науками и гуманитарными громадная. И в части методологии, и в части однозначности и точности полученных результатов, и, тем более, в части воспроизводимости этих результатов, а значит и их истинности, фундаментальности. Поэтому, наверное, в связи с экономической теорией как дисциплиной используют определения теоретическая, позитивная, но вы вряд ли встретите слово фундаментальная рядом со словом экономика.

И все же экономисты продолжают нас убеждать, что позитивная экономика пытается исследовать мир таким, какой он есть, разделяя экономику на позитивную и нормативную, видимо, по аналогии с подходом, который применяется к настоящим наукам, когда их делят на фундаментальную и прикладную. Тот факт, что для экономики потребовалось выдумывать специальные определения, уже должен насторожить. Еще более притянутой за уши выглядит попытка убедить нас, что позитивная экономика, дескать, изучает мир таким, какой он есть. Но поскольку экономика изучает не физический мир (слава Богу, есть кому этим заняться), а ... (здесь по идее должно последовать любое из общепринятых определений предмета экономической теории; см. для этого любой учебник), то неизбежно возникают вопросы: а какой мир есть?, и кто этот мир сделал таким? (Разве не люди?) Не правда ли, очень увлекательное и плодотворное до бесконечности занятие - сначала что-то соорудить, а потом начать разбираться, что же мы тут такое нагородили? Всегда будет получаться не совсем так, как хотелось бы, всегда будет возникать желание что-то подправить, а потом это подправленное изучить снова, поэтому экономисты могут не переживать, что останутся когда-нибудь без работы. Хотелось бы поставить вопрос по-иному: а что этому миру, такому, какой он есть, от всей этой экономической деятельности? стал ли он лучше с тех пор, как экономисты взялись его активно изучать? Вряд ли это так.

В описании этого блога написано, что за последнее столетие, несмотря на все свои старания понять и объяснить этот мир, экономическая теория очень сильно отдалилась от реальной жизни. Сами экономисты чувствуют этот кризис не менее остро, чем политики и простые люди, которым экономика как наука ничего не дала за время своего существования в отличие от химии, физики, биологии, геологии и др. настоящих наук. Поэтому, как и было сказано там же, попытки оправдаться со стороны экономистов звучат все чаще.

Вот один из недавних примеров извинительных речей экономистов за свою дисциплину и то, чем и ради чего они занимаются. Профессор экономики Гарвардского университета Эдвард Глэзер, покидая очень популярный блог на тему экономики Economix (см. заметку, посвященную наиболее популярным англоязычным экономическим блогам), для которого он писал более двух с половиной лет, заключил свой уход такой вот несколько размытой речью. Я после ее прочтения еще больше утвердился в мысли, что вера нынешних экономистов в "правоту" своего дела уже не столь сильна и непоколебима, как это было еще в середине прошлого века, и это несмотря на продолжающиеся попытки придать себе весомости и значимости. (Помните, что говорил Дж.М. Кейнс о том, кто в действительности правит миром? Так вот многие нынешние экономисты до сих пор в это верят. Но если даже это и так, то мы же видим, насколько неуклюже у них это получается. А если не так, все равно получается не в их пользу, - где тот инструментарий, который бы позволил политикам управлять более эффективно?) Что, может быть и наверное, к лучшему. И вообще скепсис - верный спутник любого настоящего ученого. Пожелаем же всем нам иметь поменьше hubris, о котором(-й) упоминается ниже и о котором(-й) так хорошо написал А. Лейонхуфвуд в "Жизни среди эконов", и тогда, возможно, нам удастся более успешно заняться наукой не ради нее самой, а ради того самого мира, который она пытается изучать и помогает строить.

Ниже привожу целиком текст статьи Глэзера и еще несколько своих комментариев прямо по ходу изложения. Акценты тоже мои.

May 10, 2011, 6:00 am

The Role of Economics in an Imperfect World

By EDWARD L. GLAESER

Edward L. Glaeser is an economics professor at Harvard and the author of “Triumph of the City.”

All good things must come to an end, and after more than two and a half years of producing an Economix post every week, it is time for me to move on. I have greatly enjoyed writing these posts, and I am grateful for the opportunity.

Economix began during a period of great popular interest in economics, spurred on, in part, by the tremendous success of Freakonomics, by Steven Levitt and Stephen Dubner. Initially, many of us thought the blog would be quirky and fun and would focus on the application of economics to the issues of everyday life.

But with the recession, the blog, like the economics profession as a whole, had to focus more on the basics, like unemployment and housing prices and the stimulus plan. While interest in economics remains high, the popular view of economists now seems to be shaped more by “Inside Job” than by the sparkling brilliance of Professor Levitt, and I think that makes the value of Economix greater than ever.

Economics has plenty to contribute to the war of ideas, and I’m grateful that The Times has allowed me and other economists to share the insights of our discipline. John Neville Keynes, the father of John Maynard Keynes, promulgated the distinction between positive and normative economics. Milton Friedman later made that division canonical.

Корпорации, монополизация, глобализация

Александр Шиляев

На протяжении всей истории развития экономических отношений тенденция к корпоратизации и монополизации прослеживается очень отчетливо. И все это время люди борются с монополиями, ограничивают корпорации в правах. Если теория права, то это должно способствовать повышению экономической эффективности, более рациональному использованию ресурсов. Но не сводят ли усилия и издержки, что затрачивают люди на борьбу по восстановлению справедливости и водворению в экономику основ свободной конкуренции, к нулю тот выигрыш, который в результате этой борьбы достигается? И вообще, много в экономике регулирования или мало, и всякое ли регулирование эффективно и целесообразно и достигает своей цели? К сожалению, государство оказалось не менее несовершенным институтом, чем рынок...

Вот и Мертон Миллер говорит о том же в одной из своих статей, на которую мы ссылались чуть ниже. 
Следующая статья предлагается в качестве затравки для последующего разговора, и в качестве самой общей информации. Выбор совершенно случаен, но ее полезная особенность в том, что она скорее исторического характера, чем экономического. А это важно, так как современная экономическая литература грешит полным отсутствием внимания к истории, а современные экономисты демонстрируют редкое невежество в вопросах истории, чем отличаются в совершенно невыгодную сторону от своих предшественников. Мы будем работать над этим недостатком.

People versus corporations

Автор: Jess Worth, опубликовано 1 декабря 2007 г. в №407 New internationalist magazine, ссылка

For almost as long as corporations have existed, people have lobbied, agitated and legislated to constrain their power and prevent the social and environmental harm caused by the single-minded quest for profit-maximization.

1 The first corporations
The first corporations emerged in the late 16th century with the aim of encouraging investment in projects of public interest such as roads and hospitals. European states issued ‘charters’ setting out the tasks each corporation would undertake, and limiting the liability of investors for the company’s losses to the amount they had originally invested.
The world’s first major corporate scandal took place in 1721 when the London-based South Sea Company, which had falsely promised shareholders fabulous profits from trade with the South American colonies, collapsed. Mobs besieged Westminster and one of the directors was shot by an angry shareholder. Parliament passed the ‘Bubble Act’ making it illegal to set up new corporations, with very few exceptions, until 1825.

2 The business of empire
One of these exceptions was the British East India Company. Established in 1600, it monopolized all trade between Britain and Asia and became an instrument of colonial control, given the right to raise armies and rule vast territories on behalf of the Crown. The company attracted public criticism for its unprecedented power and unscrupulous behaviour: for violently taking control of Bengal in 1757, exacerbating a famine in which ten million died of starvation; for the lack of accountability of its managers and investors who engaged in bribery, insider trading and reckless financial speculation; and for its central role in the opium trade with China. It was dissolved in 1858 to give way to direct British rule in India.